Неточные совпадения
Левин шел большими шагами по большой
дороге, прислушиваясь
не столько к своим мыслям (он
не мог еще
разобрать их), сколько к душевному состоянию, прежде никогда им
не испытанному.
Ничего
не разбирая и наталкиваясь на народ, добежал я наконец до квартиры Татьяны Павловны, даже
не догадавшись нанять
дорогой извозчика.
Иван Федорович шагал во мраке,
не замечая метели, инстинктивно
разбирая дорогу.
Когда идешь в дальнюю
дорогу, то уже
не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д. В самом деле, если все дождливые дни сидеть на месте, то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение дня она сменялась несколько раз: то светило солнце, то шел дождь. Подсохшая было
дорога размокла, и опять появились лужи.
— И прежде трудно было, — сказал он, — а теперь, как везде наследили следов, пожалуй, и совсем
не разберешь! Везде для тебя
дорога написана, и нигде тебе
дороги нет!
Дорогой князь был очень предупредителен. Он постоянно сажал меня за один стол с собою и кормил только хорошими кушаньями. Несколько раз он порывался подробно объяснить мне, в чем состоят атрибуты помпадурства; но, признаюсь, этими объяснениями он возбуждал во мне лишь живейшее изумление. Изумление это усугублялось еще тем, что во время объяснений лицо его принимало такое двусмысленное выражение, что я никогда
не мог
разобрать, серьезно ли он говорит или лжет.
Затем Борис убегал снова и снова возвращался с корзинками, в которых были припасенные в
дорогу папушники и пирожки. Все это было разложено на печке, на чистой бумаге, и Борис Савельич,
разбирая эту провизию, внушал матушке, что все это надо кушать, а у дворника ничего
не брать, потому-де, что у него все очень дорого.
— Это вы справедливо, Татьяна Власьевна… Точно, что наша Марфа Петровна целый дом ведет, только ведь все-таки она чужой человек, ежели
разобрать. Уж ей
не укажи ни в чем, а боже упаси, ежели поперешное слово сказать. Склалась, только ее и видел. К тем же Шабалиным уйдет, ей везде
дорога.
Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется вправо от
дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак
не разберешь, где она начинается и где кончается…
Едва он успел сделать несколько шагов, как ему послышались в близком расстоянии смешанные голоса; сначала он
не мог ничего
разобрать и
не знал, должен ли спрятаться, или идти навстречу людям, которые, громко разговаривая меж собою, шли по одной с ним
дороге.
Когда она опомнилась, музыка уже
не играла и полка
не было. Она перебежала
дорогу к тому месту, где оставила хозяина, но, увы! столяра уже там
не было. Она бросилась вперед, потом назад, еще раз перебежала
дорогу, но столяр точно сквозь землю провалился… Каштанка стала обнюхивать тротуар, надеясь найти хозяина по запаху его следов, но раньше какой-то негодяй прошел в новых резиновых калошах, и теперь все тонкие запахи мешались с острою каучуковою вонью, так что ничего нельзя было
разобрать.
Каркунов. Да вижу, как
не видать, чудак, вижу. Старайся, старайся. Забыт
не будешь. А племянник, кум, слов-то я, слов
не подберу, как нахвалиться. Я за ним как за каменной стеной! Как он дядю бережет! Приедет с дядей в трактир, сам прежде дяди пьян напьется! Золотой парень, золотой! Едем ночью домой, кто кого везет — неизвестно, кто кого держит-не
разберешь. Обнявшись едем всю
дорогу, пока нас у крыльца дворники
не снимут с дрожек.
Пошли дальше. Уж высожары спускаться стали, до утра недалеко. А туда ли идут, нет ли, —
не знают. Думается так Жилину, что по этой самой
дороге его везли и что до своих — верст десять еще будет; а приметы верной нет, да и ночь —
не разберешь. Вышли на полянку. Костылин сел и говорит...
Разве
не то же самое делает человек, когда одурманивает себя табаком, вином, опиумом? Трудно
разбирать в жизни путь, чтобы
не сбиваться, и когда сбился, опять выбираться на
дорогу. И вот люди, чтобы
не трудиться
разбирать путь, тушат в себе единственный свет — разум — курением, пьянством.
— Нечего ему
разбирать.
Не его деньги. А ты, парень, отстал бы. Иди своей
дорогой! Опостылел!
Дня через три по приезде в Сосновку Герасим Силыч,
разобрав купленные книги и сделав им расценку,
не дожидаясь записки Марка Данилыча, поехал к нему с образами Марка Евангелиста и преподобной Евдокии и с несколькими книгами и рукописями, отобранными во время
дороги Смолокуровым.
— Хорошо, хорошо…
Разберу. Мне нужно вас спросить об одной вещи. Вы
не видели сегодня по
дороге к городу музыкантов, толстого старика и молодую девушку с арфой?
Не проходили мимо?
Не разбирая ни
дорог, ни канав, ни оврагов, несутся они, как бешеные, по всей деревне, через пруд, мимо завода, потом по полю…
Коромыслов.
Не стоит,
дорогая,
не похоже, совсем плохо! Да и темновато уже, красок
не разберешь.
Граф
не разобрал, говорила ли его жена «
дорогая», «незабвенная» или же «
дорогой», «незабвенный», то есть относились ли эти эпитеты к мужчине или к женщине.